Содержание

Оглавление


Введение 3
Глава 1. Пушкинская элегия 1820-х годов и «Демон» 6
Глава 2. «Демон» и кризис 1823 г. 11
Глава 3. О художественном смысле пушкинского “Демона” 16
Заключение 20
Литература 22


Введение

В исключительно богатом и разнообразном творчестве Пушкина стихотворения занимают очень большое и значительное место.
Еще на школьной скамье, в лицее, Пушкин задумывает ряд крупных литературных произведений: поэму, комедию, роман, - но все эти замыслы не получают осуществления и остаются не законченными на той или иной стадии работы. Зато Пушкин-лицеист пишет очень много стихотворений. В них поэт часто еще не самостоятелен, идет по следам французских поэтов XVII и XVIII вв., которыми он зачитывался в детские годы в библиотеке отца; среди его любимых авторов - Вольтер и особенно Парни.
В то же время Пушкин развивает традиции русских поэтов, своих предшественников и старших современников - крупнейшего поэта XVIII в., представителя позднего классицизма Державина и в особенности своих непосредственных литературных учителей, поэтов-новаторов - Батюшкова и главы русского романтизма начала века Жуковского.
В ряде стихотворений этого времени все больше дает себя знать стремление поэта, также связанное со все большим утверждением в творчестве Пушкина «поэзии действительности», выйти за пределы субъективно-лирического «одноголосья».
Он вносит в лирику элементы эпического и даже драматического жанра. Последнее в скрытом виде уже проявляется в хорошо известном нам стихотворении 1823 г. «Демон, прямо осуществляется в «Разговоре книгопродавца с поэтом» (1824) и в особенности в «Сцене из Фауста» (1825), представляющей собой диалог между «бредящим наяву» романтиком Фаустом и трезвым циником Мефистофелем. «Сцена из Фауста» - по существу уже не стихотворение, а драматическое произведение, являющееся своего рода промежуточным звеном между «Борисом Годуновым» и «маленькими трагедиями». Аналогичный процесс происходит и в поэмах Пушкина (законченная в Михайловском поэма «Цыганы»).
Вообще стихи Пушкина по богатству своего индивидуального жизненного выражения явно выходят за условно-литературные рамки традиционных, восходящих еще к классицизму XVIII в. стихотворных видов.
В мемуарной и научной литературе широко распространено узкобиографическое толкование центрального стихотворения цикла "Демон". В нем видят портрет А. Н. Раевского, который, по словам Вигеля, поэт нарисовал в "Демоне". Такое толкование слишком прямолинейно и не учитывает сущности художественного творчества, в котором подчас видят автоматическое отражение биографических перипетий.
Со стороны современников, далеких от понимания масштаба творчества Пушкина, это извинительно. Им свойственно было видеть в нем автора стишков "на знакомых".
Нашелся же в Кишиневе читатель, который стих из "Черной шали" принял на свой счет и рассердился на поэта. Многочисленные указания современников на то, что Пушкин изобразил в своих стихах какое-то известное им лицо, как правило, имеют такую же цену. Среди "хора современников" не учтен один - сам Пушкин, который решительно протестовал против плоско биографического толкования этого важнейшего для него стихотворения как литературной фотографии одного из знакомых автора.
Отвечая критику, который в печати прозрачно намекнул, что "Демон Пушкина не есть существо воображаемое", Пушкин писал: "Думаю, что критик ошибся. Многие того же мнения, иные даже указывали на лицо, которое Пушкин будто бы хотел изобразить в своем странном стихотворении. Кажется, они не правы, по крайней мере вижу я в „Демоне" цель иную, более нравственную".


Глава 1. Пушкинская элегия 1820-х годов и «Демон»

О внутренних искушениях Пушкина, о сомнениях, о подлинно духовной борьбе свидетельствует его потрясающий "Демон". Тот злобный гений, который тайно навещал его, и которого "язвительные речи вливали в душу хладный яд, неистощимой клеветою он провиденье искушал. Он звал прекрасное мечтою, он вдохновенье презирал. Не верил он любви, свободе, на жизнь насмешливо глядел и ничего во всей природе благословить он не хотел".
Читая это потрясающее стихотворение, твердо знаешь - только человек с подлинно духовным, подлинно религиозным опытом мог с такою, я бы сказал, богословской точностью выразить, воплотить саму суть, самый источник того, что христианство, церковь называют дьявольщиной, демонизмом и к чему возводят начало зла и греха.
И все это знал, все это в себе ощутил Пушкин. Как знал он так же и о том, и это его слова, что "любовью шутит сатана". Знал о всех темных безднах, о всех искушениях души человеческой, знал, что все, "все, что гибелью грозит для сердца смертного таит неизъяснимое наслажденье". Но знал Пушкин так же и о светлой божественной силе красоты святыни. И потому вершиной своего поэтического призвания, его последним, его самого превосходящим назначением и целью считал Пушкин послушание велению Божьему.
Пушкин не смешивал, не отождествлял искусство с религией, но Пушкин по опыту знал, что как корень источник искусства святыня, так, в конечном счете, к святыне оно и направлено и рвется, святыней на глубине своей живет. Вслед за Державиным Пушкин положил основу той отнесенности русской литературы, подлинной русской культуры к высокому и святому, которое навсегда осталось для литературы этой ее подлинной мерой, ее внутренним судом.
В этом смысле Пушкин действительно начало, основа, фундамент. С него действительно, так или иначе, но начинается все.
С темой Демона мы встречаемся в творчестве Лермонтова, Блока, Ахматовой. К пушкинскому "Демону" восходит одна из лучших глав Достоевского в «Братьях Карамазовых». В 1947 году Томас Манн напишет «Доктор Фаустус». В центре романа Адриан, композитор, беседа с чертом – центр... Т.Манн отталкивается от Достоевского.
Стихотворение стало вехой в истории духовной жизни Пушкина.
Демон – это пушкинский вариант Фауста. Предыдущее и будущее - на перекрестке духовных дорог человечества. Это говорит об особой значимости. то значительно в этом стихотворении? Это стихотворение демонстрирует историю отдельного человеческого сознания. Историю сознания человечества и историю человеческого сознания начала 19 века. Историю романтического сознания.
Белинский писал по поводу темы демона у Пушкина: „Не будучи демоническим поэтом, Пушкин имел право и не мог не знать иногда муки сомнения: ибо этой муки совершенно чужды только натуры мелкие, ничтожные, сухие и мертвые“.
Во время пребывания Пушкина в южной ссылке происходили события, глубоко волновавшие его: подъем, развитие и падение революционной борьбы в Европе. Он тяжело переносил свою оторванность от политической борьбы.

Здесь, лирой северной пустыни оглашая,
Скитался я в те дни, как на брега Дуная
Великодушный грек свободу вызывал.

Напечатанное в альманахах «Мнемозина» и «Северные цветы» стихотворение «Демон» вызвало несколько жур¬нальных откликов, в том числе некоего Д. Р. К.: «Де¬мон есть одно из минутных вдохновений гения, которым поэт изливает свои чувствования, не думая о плане и о цели. Демон Пушкина не есть существо воображаемое. Автор хотел представить развратителя, искушающего не¬опытную юность чувственностью и лжемудрствованием. В нескольких стихах начертана живая картина под кото¬рою Байрон не постыдился бы подписать своего имени».
Можно представить, насколько не удовлетворил Пуш¬кина этот отзыв. Стихотворение «Демон» было вызвано отнюдь не «минутным вдохновением» - оно вызревало трудно и мучительно. Не могло понравиться Пушкину в то время и сравнение с Байроном. Но особенно бестакт¬ным было упоминание автором статьи быстро распростра¬нившихся слухов о «про¬тотипе» Демона, А. Н. Раевском.
Пушкин намеревался откликнуться на реплику Д. Р. К. анонимной заметкой: «Многие того же мнения, иные даже называли то лицо, которое Пушкин будто бы хотел изобра¬зить в своем странном стихотворении. Кажется, они не¬правы, по крайней мере вижу я в „Демоне" цель иную, более нравственную”.
В лучшее время жизни сердце, еще не охлажденное опытом, доступно для прекрасного. Оно легковерно и нежно. Мало-помалу вечные противоречия существенности рождают в нем сомнения, чувство непро¬должительное. Оно исчезает, уничтожив навсегда лучшие надежды и поэтические предрассудки души.
Недаром вели¬кий Гете называет вечного врага человечества духом отри¬цающим. И Пушкин не хотел ли в своем демоне олицетво¬рить дух отрицания или сомнения и в приятной кар¬тине начертал печальное влияние на нравственность нашего века.
Думается, что в этой заметке мы вправе увидеть первый подступ Пушкина к теме Фауста. Здесь характерно не только прямое упоминание о Мефистофеле, но и более общее положение о нравственной миссии Гете и подспудное противопоставление Гете Байрону.
В связи с теоретическим обоснованием собственной драматургической реформы для Пушкина в то время было важно осмысление драматургического опыта Гете. В черно¬вике письма к Н. Н. Раевскому, фактически являющегося первым наброском предисловия к еще не дописанной до конца трагедии «Борис Годунов», мы нахо¬дим следующее определение Гете, наряду с Шекспиром противопоставленного Байрону: «Правдоподобие положе¬ний и правдивость диалога [и изображения нравов] - вот [единственное] истинное правило трагедии, [Шекспир понял страсти; Гете - нравы]. (...) Байрон [в трагедии] распределил между своими героями отдельные части соб¬ственного характера (...) - это вовсе не трагедия».
Несколько позже в наброске статьи о драмах Байрона Пушкин ска¬жет: «в Manfred'e он подражал „Фаусту" (...) но „Фауст" есть величайшее создание XVIII века поэтиче¬ского духа, он служит пред¬ставителем новейшей поэзии, точно как Илиада служит великолепным памятником древности».
В черновых вариантах пушкинских рассуждений осо¬бенно заметно, что трагедию Гете он воспринимает как объективное отображение нравственных коллизий новей¬шего времени, противопоставляя художественный метод Гете лирическому субъективизму Байрона, представив¬шего в Манфреде «призрак самого себя».
В 1824г. в заметках о стихотворении "Демон" Пушкин напишет об этом с присущей ему точностью и опрятностью: "...я вижу в "Демоне" цель более нравственную. Не хотел ли поэт олицетворить сомнение? В лучшее время жизни сердце, не охлажденное опытом, доступно для прекрасного. Оно легковерно и нежно. Мало-помалу вечные противоречия существенности рождают в нем сомнение, - чувство мучительное, но непродолжительное...
Оно исчезает, уничтожив наши лучшие и поэтические предрассудки души... Недаром великий Гете называет вечного врага человечества - духом отрицающим... И Пушкин не хотел ли в своем "Демоне" олицетворить сей дух отрицания или сомнения и начертать в приятной картине печальное влияние его на нравственность нашего века?"

Введение

Глава 2. «Демон» и кризис 1823 г.

Владимир Федосеевич Раевский, арестованный 6 февраля 1822 г., был заключен в Тираспольскую тюрьму. Но и из тюрьмы он поддер¬живал связи с друзьями. До нас дошли стихи Раевского, писанные им в заключении и адресованные кишиневским друзьям. В этих сти¬хах автор в первую очередь обращался к Пушкину. Таково стихо¬творение «К друзьям». По-видимому, ответом на это послание яв¬ляется недоконченный черновик стихотворения Пушкина «Не тем горжусь я, мой певец». Стихотворение должно было начинаться строками:

Недаром ты ко мне воззвал
Из глубины глухой темницы.
В нем развивается тема пересмотра пройденного пути.
Не тем горжусь, что иногда
Мои коварные напевы
Смиряли в мыслях юной девы
Волненье страха и стыда,
Не тем, что у столба сатиры
Разврат и злобу я казнил,
И что грозящий голос лиры
Неправду в ужас приводил.

Еще большее впечатление произвело на Пушкина второе посла¬ние Раевского «Певец в темнице». Оно прямо призывало к пересмот¬ру всей прошлой жизни:

О мира черного жилец!
Сочти все прошлые минуты,
Быть может, близок твой конец
И перелом судьбины лютой!
Ты знал ли радость - светлый мир,

Итак, «пленительный кумир» послания 1822 г. и «демон» - одно и то же. С этим же образом связано и восторженное представление романтика об «избранных людях». Непосредственно после этою Пушкин переходит ко второй теме:

И взор я бросил на людей,
Увидел их надменных, низких,
Жестоких, ветреных судей,
Глупцов, всегда злодейству близких.
Пред боязливой их толпой,
Жестокой, суетной, холодной,
Смешон глас правды благородной,
Напрасен опыт вековой.
Вы правы, мудрые народы,
К чему свободы вольный клич!
Стадам не нужен дар свободы,
Их должно резать или стричь,
Наследство их из рода в роды
Ярмо с гремушками да бич.

Здесь в последний раз соединены обе темы. Вскоре они раз¬деляются. Первая часть стихотворения перерабатывается в новое, самостоятельное стихотворение «Демон», последние стихи перехо¬дят в другое стихотворение - «Свободы сеятель пустынный».
Переход от данного стихотворения к «Демону» имел еще одну промежуточную ступень. Попытка иной обработки этих стихов находится среди черновиков «Евгения Онегина». Семь стихов, написанных Пушкиным, по своему строю соответствуют началу онегинской строфы. Возможно, что они предназначались для характеристики Онегина:

Мне было грустно, тяжко, больно,
Но, одолев меня в борьбе,
Он сочетал меня невольно
Своей таинственной судьбе -
Я стал взирать его очами, С его печальными речами
Мои слова звучали в лад...

Этот набросок не нашел себе места в «Евгении Онегине». Вслед за ним был написан «Демон».
Стихотворение это было напечатано в 1824 г. в «Мнемозине». Еще до появления в печати стихотворение широко было известно друзьям и знакомым Пушкина. А. И. Тургенев писал Вяземскому 29 ноября 1823 г. о Пушкине: «Он написал другую пиесу: «Мой де¬мон». Ее хвалят более всех других его произведений». Жуковский благодарил Пушкина за это стихотворение: «Обнимаю тебя за твоего Демона. К черту черта! Вот пока твой девиз». Конечно, Жуковский понял стихи в желательном для него смысле.
Стихотворение встретило отзывы в критике. В. Ф. Одоевский писал о нем в следующем выпуске «Мнемозины»: «С каким сумрач¬ным наслаждением читал я произведение, где поэт России так живо олицетворил те непонятные чувствования которые холодят нашу душу посреди восторгов самых пламенных. Глубоко проникнул он в сокровищницу сердца человеческого...»
В «Сыне отечества» в «Пись¬ме на Кавказ» говорилось: «Демон есть одно из минутных вдохно¬вений гения, которыми Поэт изливает свои чувствования, не думая о плане и о цели. Демон Пушкина не есть существо воображаемое: автор хотел представить развратителя, искушающего неопытную юность чувственностью и лжемудрствованием.
По видимому, именно этот отзыв вызвал заметку Пушкина, которую он предполагал напечатать от третьего лица: «Думаю, что критик ошибся. Многие того же мнения, иные даже указывали на лицо, которое Пушкин будто бы хотел изобразить в своем странном стихотворе¬нии».

Заключение

Литература

1. Воложин С. И. Извините, пушкиноведы и пушкинолюбы... Одесса, 1999.
2. Дьяконов И. М. Об истории замысла “Евгения Онегина”. В кн. Пушкин. Исследования и материалы, т. Х, Л., 1982.
3. Коровин В.И. Романтизм в литературной теории Пушкина // История романтизма в русской литературе. – М.: Наука, 1979.
4. Лакшин В. Я. Биография книги: Статьи, исследования, эссе. М., 1979.
5. Лотман Ю. М. Пушкин. С.- Пб., 1995.
6. Григорьян К.Н. Пушкинская элегия. – Л.: Наука, 1990.
7. Кибальник С.А. Тема изгнания в поэзии Пушкина // Пушкин: исследования и материалы. – Т.XIV. – Л.: Наука, 1991.
8. Коровин В.И. Романтические настроения в пушкинской лирике 20-х годов. // История романтизма в русской литературе. 1790-1825. – М.: Наука, 1979.
9. Лотман Ю.М. Александр Сергеевич Пушкин. Биография писателя. 2-е изд. – Л.: Просвещение, 1983.
10. Пушкин А.С. Полное собрание сочинений в 10-ти томах.
11. Тынянов Ю.Н. Пушкин и его современники — М.: Наука, 1969.
12. Фомичёв С.А. Поэзия Пушкина: творческая эволюция. – Л.: Наука, 1986.