|
СодержаниеСодержание. rnВведение 2rn Начало и конец холодной войны 3rn Альтернативные концепции 5 rnКонтуры новой глобальной стратегии 9rnМир по-американски? 16rnПрощай, Pax Americana 20 rnСписок литературы 22ВведениеВведение. rnrn Для внешней политики США последнее десятилетие XXв. стало периодом поисков и приспособления к радикальным изменениям системы международных отношений, произошедшим в результате окончания холодной войны и развития новых глобальных процессов.rn С окончанием холодной войны у США появились как новые воз-можности, так и весьма серьезные проблемы.rn Прекращение глобальной конфронтации в условиях «саморо-спуска» враждебного блока означало исчезновение реальной военной угрозы США и превращение их в единственную военную сверхдержаву. Соединенные Штаты стали не только практически неуязвимыми перед масштабным военным нападением, но и обрели гораздо большую своб-оду стратегического маневра. В результате распада СССР и всего социалистического лагеря открывались широкие возможности для со-трудничества США с государствами, входившими в советский блок, и новыми государствами на пространстве бывшего СССР, для распрост-ранения там американского влияния.rn С окончанием холодной войны значительно девальвировалась роль военной силы и торгово-экономическая сфера превратилась в основное поле соперничества между развитыми государствами, где США сталкиваются с растущей конкуренцией со стороны своих сою-зников по холодной войне. Ее окончание также поставило под воп-рос всю глобальную военно-политическую инфраструктуру, созданную Соединенными Штатами для ведения этого противоборства. Исчез и былой стратегический компас» в виде доктрины «сдерживания», служившей основой послевоенной внешнеполитической стратегии США. Возникла ситуация неопределенности в отношении угроз безопас-ности США и методов противодействия им. Ослабел и внутренний «тыл» глобальной внешней политики, поскольку в отсутствие се-рьезной внешней угрозы, сплачивающей нацию, и ясных новых целей стало гораздо труднее мобилизовывать общественную поддержку ак-тивного внешнеполитического интервенционизма. rn Крах прежнего биполярного миропорядка обернулся усилением дестабилизирующих тенденций в мире, что выразилось в увеличении числа этнорелигиозных конфликтов, распространении ядерного и других видов оружия массового уничтожения, росте международного терроризма и преступностиrn Другой новой реальностью для внешней политики США стала растущая глобализация мировой экономики, поставившая страну перед необходимостью повышения конкурентоспособности на мировом рынке, определения своей роли в этой изменяющейся экономике, а также нахождения нового оптимального баланса между внутренней и внешней политикой.rnНачало и конец холодной войны. rn 9.11.1989 г. демонстранты в Восточном Берлине, все как 1 охваченные небывалым подъемом, устремились к Берлинской стене и стали крушить ее — этот главный символ «холодной войны». Весной 1990 г. в дни Кувейтского кризиса, когда для противодействия иракской агрессии сложилась самая широкая международная коалиция, президент США Буш провозгласил «новый мировой порядок». В ноябре 1990 г. представители Варшавского договора и НАТО (2-х военных организаций, некогда воплощавших в себе самый дух соперничества между Западом и Востоком) встретились в Париже и официально провозгласили конец эры конфронтации. В книге «холодной войны» была перевернута последняя страница. Но остались вопросы. Как она началась — «холодная война»? Что удержало ее в «холодном» состоянии и почему она не вылилась в настоящую войну? И что именно означало ее окончание: кто, собственно говоря, победил?rn Дебаты о начале «холодной войны» напрямую связаны с тем идеологическим соперничеством, которое в свое время, собственно говоря, и привело к «холодной войне». «Общепринятое», объяснение однозначно возлагает здесь вину на СССР. Предполагается, что советский контроль над Восточной Европой стал лишь выражением весьма и весьма давних имперских амбиций России, вдобавок прошедших еще и через марксистско-ленинскую доктрину мировой классовой борьбы. Именно такой взгляд был высказан Джорджем Кеннаном в его знаменитой серии статей 1947 г., где советский коммунизм был изображен прямым выражением агрессивности, и повторен в 1980-х гг. президентом США Рейганом, охарактеризовавшим СССР как «империю зла». Для этой традиции вся проблема заключалась в коммунистическом экспансионизме, американская же политика от Трумэна и далее представлялась попыткой сдержать эту экспансию — вначале через экономическое возрождение Европы на основе плана Маршалла (1946) 1, а затем через создание военного союза государств Запада в виде Организации Североатлантического договора (НАТО). Эта понимание «холодной войны», подверглось основательной «ревизии» в годы войны во Вьетнаме — ревизии, встретившей полное сочувствие и среди исследователей, со стороны Габриэля Колко (1988). Здесь политика СССР предстала не с агрессивной, а оборонительной стороны, главный же ее мотив был усмотрен в стремлении создать буферную зону между собой и враждебным Западом, а также основательно ослабить Германию. «Ревизионисты» указали и на факты экспансионистской политики США, в политике которых легко можно было рассмотреть стремление создать Pax Americana, где все рынки мира были бы открыты для американского капитала. В те годы увидеть устремленность США к экономическому господству в мире было весьма непросто из-за той воистину фанатичной антикоммунистической шумихи, что была столь характерна для времен маккартизма. 2 объяснения начала «холодной войны» оба они сегодня неудовлетворительны, ибо дают одностороннюю картину событий и продиктованы, пожалуй, больше стремлением как-то разделить между сторонами ответственность за эту историю, чем понять ее самое. Появился целый ряд новых объяснений.rn В некоторых из них подчеркиваются гегемонистские устремления обеих сверхдержав и указывается на то, что «холодная война» была неизбежным следствием того вакуума власти, что образовался в результате поражения Германии и Японии, а также резкого ослабления Великобритании (Ергин, 1980). Говорят также о взаимном непонимании сторон и упущенных ими возможностях (Макколи, 1983). Послевоенный мир и в самом деле мог надеяться на иное развитие событий, если вспомнить не только курс президента Рузвельта на мирное сотрудничество под эгидой только что созданной ООН, но также и сталинскую политику сдерживания, которую он проводил в отношении Тито в Югославии и Мао Цзедуна в Китае. Эти надежды не оправдались: как только Запад и Восток прониклись психологией бомб, $ и идеологических доктрин, сползания к взаимному недоверию и все более глубокой враждебности было уже не избежать.rn 1-я фаза «холодной войны» разыгралась в Европе. Раздел Германии, последовавший за движением Советской армии с востока, а США, Великобритании и их союзников с запада, очень скоро приобрел постоянный характер: как выразился Уинстон Черчилль, между Западом и Востоком опустился «железный занавес». Процесс завершился в 1949 г. созданием «двух Германий» и организацией противостоящих друг другу военных союзов — вначале НАТО, а затем в 1955г. и Варшавского пакта. После этого «холодная война» приобрела глобальные масштабы. Корейская война (1950—1953), последовавшая за Китайской революцией 1949 г., ознаменовала собой распространение «холодной войны» в Азию. В 1960—1970-х гг. международные кризисы по всему земному шару — от Ближнего Востока до Латинской Америки и от Африки до Индокитая — раскололи и остальной мир по линии противоборства между США и СССР: это уже было столкновение 2-х систем — капитализма и коммунизма. Несмотря на это, начиная с 1960-х гг., биполярная модель времен «холодной войны» все менее адекватно отражала международные реалии — следствие, во-первых, усиливавшейся фрагментации коммунистического мира и, во-вторых, возрождения в качестве «экономических сверхдержав» Японии и Германии. Обозначившаяся многополярность весьма скоро привела к разрядке напряженности между Западом и Востоком, проявившейся в историческом визите американского президента Никсона в Китай в 1972г. и начале переговоров по ограничению стратегических вооружений в период между 1967 и 1979гг., завершившихся соглашениями ОСВ-1 и ОСВ-2.rn Дискуссия специалистов о конце «холодной войны» попала в такую же сеть бесконечных идеологических разногласий, что и дебаты о ее начале. В одной из версий особая роль в этом деле приписывается Рональду Рейгану: полагают, что взяв курс на наращивание вооружений в начале 1980-х гг. и инициировав Стратегическую оборонную инициативу 1983г., он готов был начать «вторую холодную войну», — итогом же стало то, что СССР оказался перед опасностью быть втянутым в такую гонку вооружений, которую его обветшавшая экономика уже не выдержала бы. Логическим продолжением этого хода мысли стала концепция Фукуямы (1972), и не его одного, о «конце истории»: в ней дело представлено таким образом, что Запад «победил» в этой войне — и победил потому, что либеральная демократия американского образца продемонстрировала свое экономическое и политическое превосходство всему человечеству. В другом объяснении акцент делается на структурной слабости советской экономики и катастрофически неудачном проведении реформ в СССР М. Горбачевым.rn Сторонники этого подхода говорят, что неэффективность системы централизованного планирования и нежелание начать реформы на более ранней стадии подорвали легитимность советского и восточноевропейских режимов: они уже не могли удовлетворить растущие потребности общества в потребительских товарах западного качества и западных же политических свободах. Горбачевская реформа попросту привела к разрушению неэффективной, но на тот момент еще как-то функционирующей экономической системы, и, ослабив контроль Коммунистической партии над обществом, вызвала к жизни центробежные силы, которые и разрушили СССР в конце 1991 г.rn Столь сложные исторические процессы, как начало и конец «холодной войны», не могут быть объяснены какой-то 1-й - единственной причиной. События 1980-х гг. во многом были подготовлены разрядкой 1970-х гг. Разрядка и в самом деле заставила стороны пересмотреть свои стратегические приоритеты и задаться вопросом, стоит ли продолжать конфронтацию. Мощное движение за мир в начале 1980-х гг. тоже поставило под вопрос все и всякие доводы в пользу продолжения конфликта сверхдержав. Но в более широком плане конец «холодной войны» отразил сдвиг в глобальном балансе сил. В свое время биполярная модель отношений сверхдержав сложилась из-за вакуума силы, оставившего США и СССР единственными господствующими актерами на мировой арене. Что сегодня пока неясно, так это то, будет ли возникающий мир однополярным отражая гегемонию США, или человечество станет свидетелем нового многополярного мирового порядка.rnАльтернативные концепцииrn С начала 90-х гг. в стране развернулись широкие дискуссии о новом миропорядке, о роли и месте в нем США, их национальных ин-тересах, целях и методах внешней политики в изменившихся услов-иях. В этих дебатах, продолжающихся и по сей день, определилось несколько основных вариантов внешнеполитической стратегии, которые отличаются пониманием национальных интересов и способов их обеспечения.rn Неоизоляционизм Сторонники неоизоляционизма исходят из уз-кой (минималистской) трактовки национальных интересов США как ограничиваемых защитой своих суверенитета, территориальной цело-стности и безопасности. Этим интересам США, по мнению неоизоляц-ионистов, в современном мире ничто не угрожает, учитывая геогра-фическое положение страны, фактор ее ядерной мощи, а также отсу-тствие у нее реальных конкурентов военной сфере в настоящем и маловероятность их появления обозримом будущем.rn Теоретик неоизоляционизма Э. Нордингер считает, что США «стратегически неуязвимы», а потому могут ограничить свои внешнеполитические и военные обязательства необходимым ми-нимумом. Правый республиканец П. Бьюкенэн призывает отказаться от втягивания Соединенных Штатов в войны в чужих землях. Кон-кретно речь идет о свертывании участия в военно-политических блоках, созданных для «сдерживания» более не существующего про-тивника, резком сокращении объема помощи другим странам и всего внешнеполитического аппарата США, а также военных расходов (примерно наполовину, если брать за основу расходы начала 90-х гг.). Исключения не делается и для главного военно-политического союза - НАТО.rn Видный идеолог неоизоляционизма Т. Карпентер называет НАТО «анахронизмом холодной войны» и предлагает передать основную ответственность за безопасность Европы самим европейцам. Неоизоляционисты отвергают глобальную ответственность СИТА за поддержание существующего миропорядка, который, на их взгляд, в основном является саморегулируемым, основанным на взаимном урав-новешивании великих держав.rn «Избирательное вовлечение» Эта концепция развивалась в русле школы «реализма» и очерчивает более широкий круг национальных интересов США.rn Авторитетная гарвардская Комиссия по национальным интересам Америки включает в их число защиту США от нападений с примене-нием оружия массового уничтожения, предотвращение возникновения враждебных государств-гегемонов в Евразии, сохранение свободного доступа к источникам энергии, поддержание стабильн-сти мировой торгово-экономической и финансовой системы, а также обеспечение безопасности союзников США. Особое значение придается поддерж-анию стратегического равновесия между ведущими странами Евразии с целью предотвращения конфликта между ними. Поэтому теория «избирательного вовлечения» предусматривает сохранение (хотя и на более экономной основе) военного присутствия США в страте-гически важных для них регионах мира (Западная Европа, Восточная Азия, Персидский залив), активное противодействие распростране-нию ОМУ, профилактику и урегулирование региональных конфликтов, в которые могут быть втянуты крупные страны, обеспечение особой роли США в международных финансовых и торговых организациях.rn Сторонники «избирательного вовлечения» признают важными нац-иональными интересами распространение демократии и защиту прав человека, однако считают неоправданным прямое вмешательство США в этих целях. Считается, что при ориентации на «избирательное вовлечение» военный бюджет и состав военных сил должны быть со-хранены на уровне 1992-1993гг. для обеспечения возможности ус-пешного ведения двух крупных региональных войн одновременно. Ряд сторонников данного подхода (У. Мейнс, Р. Стил, Дж. Чейс) пре-длагают начать освобождение США от глобальных военно-стратеги-ческих обязательств периода холодной войны за счет постепенного формирования региональных систем безопасности вокруг ведущих региональных центров силы - ЕС в Западной и Центральной Европе, России - на постсоветском пространстве, Японии и Китая - в Вос-точной Азии и т.д. Если эти системы будут открытыми, доброво-льными и будут сотрудничать друг с другом, то они, по мнению указанных авторов, способны стать реалистической альтернативой однополюсному, иерархическому миропорядку во главе с США, с 1-й стороны, и «утопической» системе всеобщей коллективной безоп-асности - с другой.rn «Согласованная безопасность» Эта концепция, питаемая либера-льной школой внешнеполитической мысли США, сохраняет определен-ную преемственность с концепцией коллективной безопасности - приоритет отдается совместным многосторонним усилиям государств по предотвращению и отражению агрессии. Вместе с тем она идет дальше как в определении угроз безопасности, так и в выборе средств противодействия им.rn В дополнение к угрозам, традиционным для уровня межгосударст венных отношений, сторонники «согласованной безопасности» выдел-яют как более характерные для современного мира угрозы, возника-ющие внутри государств, - геноцид, этнические чистки, другие формы массовых нарушений прав человека, экологические престу-пления, терроризм, в отношении которых прежняя система коллект-ивной безопасности с ее приматом суверенитета, незыблемости гра-ниц и невмешательства во внутренние дела оказывается бессильной. Главными источниками этих угроз считаются отсутствие демократии, репрессивный характер режима страны-нарушителя. Эта исходная презумпция приверженцев «согласованной безопасности» позаимст-вована у неокантианской - школы «демократического мира». Согласно ее главному постулату «демократы никогда не воюют друг с другом». По этой логике именно демократизация мирового сообщества, а не поддержание геополитического равновесия является главной гарантией обеспечения международной безопасности и жизненных интересов самих США.rn Связь национальных интересов США с состоянием демократии в мире становится, как считают сторонники данного подхода, особе-нно ощутимой в условиях глобализации, впервые делающей мир дейс-твительно неделимым. Во все более зависимом мире, как отмечает 1-ый заместитель госсекретаря США С. Тэлбот, постоянно растет заинтересованность американцев в демократизации правления в других странах.rn Если глобализация делает нарушения демократических норм более опасными (в т. ч. и для США), то развитие других тенденций в последние десятилетия облегчает их устранение. Речь идет, 1) об охватившей мир в 70 - 90-х гг. «третьей волне демократизации». И 2) о ставшем бесспорным военно-стратегическом и идеологическом лидерстве США как главного «локомотива» западной демократии. Это радикальное изменение в расстановке сил в пользу демократиче-ского Запада делает его более нетерпимым в отношении нарушителей укрепляющегося демократического миропорядка, будь то авторита-рные антизападные режимы или террористические группировки. rn Поэтому сторонники «согласованной безопасности», не доволь-ствуясь традиционными мирными методами принуждения, допускают и военные способы решения подобных проблем силами ООН или региональных организаций безопасности типа НАТО при ведущей роли США. В этих целях разрабатываются различные концепции «гуманит-арного вмешательства», оправдываемого с помощью доктрины «огран-иченного суверенитета» государств, отрицающих демократические права своих граждан. «Согласованная безопасность» подразумевает сохранение превосходства США и их нынешнего военного потенциала как главной составляющей коллективных международных сил, спосо-бных одновременно вести активные интервенционистские действия в различных регионах мира.rn Гегемония США. Концепция гегемонии США также опирается на школу «реализма», но ориентируется при этом на модель стабиль-ности, основанной на гегемонии. Согласно этой концепции оптима-льной основой безопасного мира является не многополярность, а однополярность, не баланс сил, а их явный дисбаланс в пользу го-сударства-гегемона. Считается, что именно в т ком уникальном по-ложении оказались США после окончания холодной войны. Право и обязанность США - использовать всю свою мощь для того, чтобы «вести за собой однополярный мир, без стеснения устанавливая правила этого миропорядка и обеспечивая их соблюдение».rn Поддержание американского превосходства как основы глобаль-ного лидерства США, в свою очередь, требует сохранения их «сило-вого отрыва» от ближайших конкурентов. А посему, как утвержда-лось в пентагоновских «Ориентирах для оборонного планирования» (1992г.), необходимо не только «предотвратить появление будущего глобального конкурента», но и «отвадить индустриально развитые страны от увеличения своей региональной и глобальной роли».rn «Гегемонисты» считают важнейшей задачей сохранение существую-щей системы военно-политических союзов с решающей ролью Америки в обеспечении их эффективности. Признавая, что главная цель этих союзов периода холодной войны - коллектив-главная самозащита – во многом утратила свою актуальность, «гегемонисты выступают за их перенацеливание на задачи «экспорта» или «проецирования» безопасности вовне. (Именно «гегемонисты» первыми выступили за расширение состава НАТО и сферы ее деятельности за пределами границ альянса.) При этом «гегемонисты», как и сторонники «согласованной безопасности» считают мир неделимым и под-черкивают, что даже периферийные угрозы и «вакуумы силы» за пре-делами проамериканских союзов могут создавать серьезную угрозу безопасности США. В таком «проецировании безопасности» ведущая США становится еще более необходимой, что исключает перерасп-ределение ответственности в пользу союзников США, предлагаемое сторонниками «избирательного вовлечения».rn С учетом множественности реальных и потенциальных угроз ам-ериканской безопасности (среди которых «гегемонисты» выделяют возможность антизападной трансформации России и Китая) основой стратегии США, по мнению тех, кто поддерживает эту концепцию, после окончания холодной войны должно стать «системное сдержива-ние» многочисленных источников нестабильности, возникающих в результате традиционного соперничества геополитических интер-есов. На США возлагается роль главного гаранта стабильности в мире. Это подразумевает способность США действовать в односто-роннем порядке, а ООН и другим международным организациям, по существу, отводится второстепенная роль. «Соединенным Штатам - пишет Каглер, - придется добиваться глобальной стабильности пос-редством политики, которая в первую очередь исходит односторон-ней готовности использовать силу для достижения этой цели. А уже затем они будут сотрудничать с другими странами и институтами, которые разделяют эту цель, и жестко обращаться с теми, кто ее не разделяет». «Гегемонисты» ратуют за наращивание военных расх-одов и силового потенциала США, прежде всего его качественных параметров.rnКонтуры новой глобальной стратегииrn На формирование внешнеполитической стратегии США в 90-х гг. влияли как уже отмеченные идейно-теоритические подходы, так и изменения во внутренней и международной обстановке. И хотя ад-министрацию Клинтона часто критикую отсутствие целостной «боль-шой стратегии», основные контуры новой стратегии обозначены уже достаточно четко не только на доктринальном, но и на политич-еском уровне.rn Исходя из официальных внешнеполитических установок США, изло-женных в выступлениях их лидеров, программных документах в сфере внешней и военной политики (прежде всего периодических докладах Белого дома о стратегии национальной безопасности), можно след-ующим образом представить национальные интересы США и пути их обеспечения.rn Основные цели «большой стратегии» США - укрепление безопасности и обеспечение экономического процветания страны, а также продвижение демократии в мире. Последнее считается соответствующим не только принципам, но и интересам США, поскольку (как отмечается в последнем издании «Стратегии национальной безопасности в новом столетии») «демократические режимы более склонны сотрудничать друг с другом для отражения общих угроз, они поощряют свободную торговлю и устойчивое экономическое развитие. Такие режимы реже развязывают войны и нарушают права своих граждан. Поэтому всемирная тенденция продвижения к рынку продвигает и американские интересы».rn Этим во многом обосновывается и необходимость руководства миром со стороны США - не только как единственной страны, обладающей необходимыми «волей и возможностями», но и как страны, идеалы и интересы которой в наибольшей степени соответствуют «универсальным ценностям демократии свободы».rn Доктрина национальной безопасности США различает три уровня национальных интересов страны. 1.Жизненные национальные интересы (обеспечение выживания, безопасности и жизнедеятельности США; сюда входит безопасность территории США и их союзников, безопасность американских граждан, экономическое благосостояние страны и защита ее важнейших инфраструктур); для защиты этих интересов допускается использование военной силы, в том числе в одностороннем порядке. 2. Важные национальные интересы (затраги-вают экономическое благополучие США и требуют соразмерных амери-канских акций). 3. Гуманитарные и другие интересы (противод-ействие экологическим и гуманитарным бедствиям, помощь в урегу-лировании межгосударственных и внутренних конфликтов и т.п.). Угрозы безопасности США также разделяются на несколько видов: угрозы регионального или государственного уровня; транснациональные угрозы распространение опасных технологий, прежде всего по производству ОМУ; иностранный шпионаж; угрозы, исходящие от «несостоятельных государств».rn Отсутствие прямой военной угрозы существованию США по типу советской времен холодной войны рассматривается Пентагоном как временное явление, а наиболее вероятным сценарием ее возрождения там считают появление «веймарской России» или враждебного Китая как новой великой державы. Поэтому важнейшей задачей военно-по-литической стратегии США, как отмечал У. Перри (министр обороны США в 1994 - 1997 гг.), является «превентивная оборона», наце-ленная, по сути, на участие в формировании военного потенциала этих стран путем расширения взаимодействия и оказания влияния на их военные доктрины и характер военного строительства. В то же время подчеркивается, что США должны сохранять военно-страте-гический потенциал, необходимый на случай провала «превентивной обороны» и возрождения большой военной угрозы. Что касается угроз регионального уровня, то основным средством их сдерживания является поддержание военного потенциала, достаточно успешного ведения двух «крупных региональных войн» (вместо «двух с поло-виной войн» периода разгара холодной войны), наиболее вероятными из которых считаются войны в районах Персидского залива и Корей-ского полуострова. rn Согласно доктрине национальной безопасности США противодей-ствие транснациональным угрозам предусматривает укрепление режи-мов нераспространения и контроля за ракетной технологией, од-носторонние и коллективные действия по борьбе с международным терроризмом и преступностью, защите окружающей среды и т.д. Характерно, что все больше внимания уделяется формированию безо-пасной для США внешней среды. Этим самым подчеркивается перво-степенная роль США в создании новой системы международной безопасности. При этом США, говорится в «Стратегии национальной безопасности», «должны быть способны к ответу на весь спектр возможных угроз и кризисов... Наш ответ может быть диплома-тическим, экономическим, правовым, военным или, скорее, их соче-танием. Мы должны использовать наиболее адекватный набор средств, действуя в союзе или партнерстве, когда наши интересы разделяются другими, или же односторонним образом, когда того требуют национальные интересы».rn Даже на декларативном уровне «большая стратегия» США имеет ярко выраженный глобальный характер, а в концептуальном плане сочетает в себе элементы «гегемонизма», «согласованной безопас-ности» и «избирательного вовлечения». Более надежный критерий оценки - сама внешнеполитическая практика США 90-х гг.rn Несмотря на радикальные изменения международной обстановки, США сохранили глобальную систему своих военно-политических союзов и обязательств, созданную в годы холодной войны. Более того, важнейший из этих союзов - НАТО - был не только расширен, но и перенацелен с «защиты территории» на гораздо более широкую функцию - обеспечение стабильности всего «трансатлантического региона» путем, в том числе, действий за пределами территории стран - членов альянса. В итоге CШA распространили сферу своих военно-политических обязательств на страны ЦВЕ, а с лета 1999г. - фактически и на все Балканы. Эта ключевая внешнеполитическая акция США соответствовала линии сторонников «расширения демократии», а также геополитическим установкам заполнения «стратегического вакуума» в центре Европы и сдерживания поте-нциальных «экспансионистских устремлений» России. Как подт-вердили и военная операция НАТО в Косово в 1999г., и новая стра-тегическая концепция альянса, США, продолжая ссылаться на воз-можную роль ОБСЕ, тем не менее, последовательно проводят линию на обеспечение центральной роли НАТО в решении европейских дел.rn Мало изменилось и лидерство США внутри самой НАТО. Хотя администрация Клинтона заняла более гибкую позицию по сравнению с предшествующими в отношении признания «европейской иденти-чности» в сфере внешней политики и безопасности, проведенные в 90-х гг. реформы военного планирования в НАТО сохранили руков-одящую роль США в альянсе и поставили внешне реанимированный ЗЕС в полную зависимость от натовской военной инфраструктуры. Через инициированные Соединенными Штатами программу «Партнерство во имя мира» и Двусторонние соглашения о партнерстве и НАТО стала важным каналом сотрудничества с постсоветскими государствами, их постепенного втягивания в систему безопасности, существующую под ее эгидой. В итоге Соединенным Штатам удалось благодаря существенной адаптации усилить роль НАТО в решении вопросов европейской безопасности.rn Меньше изменений претерпело военное присутствие США в стратегически важных регионах - Восточной Азии и Персидском заливе. В целом после некоторого сокращения количества военных баз и вооруженных сил за рубежом США сохранили систему передового базирования и значительные воинские контингенты на уровне, который планируется поддерживать в обозримом будущем (расходы на эти цели составляют около 100 млрд. $. в год). США также ежегодно расходуют около 15 млрд. $. на программы иностранной помощи. При некотором сокращении ассигнований на эти цели по сравнению с периодом холодной войны объем помощи ключевым стратегическим союзникам США - Израилю, Египту, Турции остался практически без изменений.rn В 90-х гг. США взяли курс на поддержание подавляющего военно-силового превосходства над остальными странами. После заметного сокращения военных расходов в середине десятилетия к его исходу они вернулись на уровень конца холодной войны, превышая сум-марные военные расходы остальных великих держав. Некоторое со-кращение численности вооруженных сил сопровождается повышением их качественных характеристик - уровня образования и подготовки, технической оснащенности и боеготовности. Наращивая потенциал ведения обычных войн, США сохраняют и совершенствуют основу своего ядерного потенциала, крайне осторожно продвигаясь по пути дальнейших сокращений ядерного оружия и пересмотра стратегии его применения, продолжают активно разрабатывать новые системы противоракетной обороны.rn Все это вместе взятое позволило Соединенным Штатам к концу 90-х гг. увеличить до рекордного в истории уровня военно-технологический отрыв от своих потенциальных конкурентов, особенно в глобальном проецировании военной мощи и новейших методах ведения наземных боевых действий. Военно-политическое руководство США преисполнено решимости сохранять этот разрыв и в будущем. rn Уровень военно-политической активности США остается очень высоким, причем к концу 10-летия здесь наметились две харак-терные взаимосвязанные тенденции. 1-ая - постепенный перенос центра тяжести с многосторонних коллективных действий в рамках ООН на односторонние действия силами проамериканских военно-по-литических союзов, прежде всего НАТО. Поначалу США выдвинули концепцию «наступательной многосторонней дипломатии» в урегу-лировании международных конфликтов, призванной заменить сопер-ничество 2-х сверхдержав времен холодной войны в этом вопросе коллективными усилиями всего международного сообщества под эгидой ООН. В мае 1993г. президент Клинтон подписал директиву № 13, предусматривавшую содействие усилению миротворческого потен-циала ООН и готовность США на регулярной основе предоставлять свой миротворческий контингент под оперативное командование ООН. США приняли активное участие в осуществлявшихся под эгидой ООН миротворческих операциях в Сомали, Гаити и Боснии. Однако провал сомалийской операции, растущие разногласия между США, ооновским командованием и членами Совета Безопасности в боснийском урегу-лировании привели к быстрому переходу США от принципов «нас-тупательной многосторонней дипломатии» к растущей опоре на НАТО и собственные силы под своим командованием. К лету 1994г. упом-янутая директива была заменена директивой № 25, которая дезаву-ировала идею укрепления военного потенциала ООН и поставила жесткие условия участия США в миротворческих операциях под ее руководством, включая оперативное подчинение американских сил командованию США или «такой компетентной региональной органи-зации, как НАТО». Неудивительно, что дальнейшее урегулирование боснийской проблемы происходило под фактическим военным контр-олем НАТО и лишь формально под эгидой ООН.rn Дрейф США в сторону односторонних действий сопровождался ростом удельного веса силовых принудительных мер в арсенале внешнеполитических инструментов.rn Основные средства принуждения в арсенале США - экономические санкции и военное вмешательство используются с нарастающей частотой. Только за 1993 - 1996гг. США в одностороннем порядке ввели (или угрожали ввести) экономические санкции более 60 раз в отношении 35 стран. В 90-е гг. США использовали военную силу в шести крупных военных операциях (т. е. вдвое чаще, чем в 80-е гг.), включая односторонние бомбовые удары по Афганистану, Судану и Ираку (в последнем случае - совместно с Великобританией). Участились и случаи угроз применения военной силы, наиболее серьезные из которых были адресованы Северной Корее и Китаю.rn Кульминацией в развитии обеих этих тенденций стало военное вмешательство США и НАТО в Косово, совершенное в обход ООН и в нарушение основополагающих принципов международного права. Даже ярые адепты концепций «гуманитарного вмешательства» и «согл-асованной безопасности» признают, что новый интервенционистский международно-правовой режим, который пытаются ввести де-факто США и их союзники, нуждается в легитимации и санкционировании со стороны хотя бы западной части мирового сообщества.rn Важнейшим внешнеполитическим приоритетом США в 90-е гг. стало продвижение американских торгово-экономических интересов в условиях глобализации мировой экономики. В политическом плане этот сдвиг был подготовлен окончанием холодной войны, подчиняв-шей торгово-экономические интересы соображениям национальной безопасности. В то же время стремительная глобализация мировой экономики поставила США перед необходимостью активного прис-пособления к этому процессу с помощью повышения конкуре-нтоспособности американских товаров на мировом рынке, облегчения доступа к внешним рынкам и укрепления стабильности все более взаимосвязанной глобальной финансово-экономической системы.rn Зависимость СИТА от мировой экономики постоянно возрастает. США являются крупнейшим в мире экспортером (в 2000 г. объем американского экспорта может достигнуть, по оценкам, 1,2 трлн. $.), а на их внешнюю торговлю приходится свыше трети прироста валового внутреннего продукта и около 15 млн. рабочих мест. Экономическое процветание США, как постоянно подчеркивают американские руководители, напрямую зависит от состояния и степени либерализации мировой экономики. Однако значение экономических интеграционных процессов для США выходит далеко за пределы чисто экономических интересов. Как подтверждает опыт 90-х гг., международная интеграция на принципах открытости рынков, частного предпринимательства и правового регулирования способс-твует либеральной гомогенизации экономического уклада вовлечен-ных в нее стран, создавая предпосылки расширения «зоны свободы и демократии» в американском понимании. Глобализация экономики, согласно этому взгляду, несет в себе большой потенциал демократизации, который необходимо использовать в интересах Америки.rn В то же время на практике проявились и опасные стороны этого процесса: растущая в условиях взаимозависимости хрупкость миров-ой финансовой системы, опасность образования замкнутых регион-альных торгово-экономических объединений, находящихся в состоя-нии торговой войны друг с другом. Поэтому США, как самая мощная экономически держава, более других заинтересованная в свободе торговли и устойчивости мировой экономики, взяли на себя роль организующего ядра и защитника этой возникающей глобальной системы, стремясь построить ее на принципах, максимально соответствующих их собственным представлениям и интересам. Как и в военно-политической сфере, налицо стремление использовать нынешний «однополярный момент» для закладывания основ экономического миропорядка на долгие годы вперед. «Мы доминируем в мире, но это не продлится вечно, - прямо говорил президент Клинтон. - А значит, мы должны использовать эту возможность для того, чтобы поставить Америку в центр всех возникающих в мире торговых сетей во имя нашей национальной безопасности, глобальных позиций и экономического благополучия».rn Уже к середине 90-х гг. США затвердили свое центральное место в создающихся под их эгидой крупнейших региональных объединениях - Северо-Американской зоне свободной торговли (к 2005г. планируется распространить ее на все Западное полушарие) и аналогичной зоне в АТР, которая к 2020г. должна охватить все страны - члены АТЭС. В Европе, где экономическая интеграция получила наиболее полное развитие, США активно подключаются к этому процессу через каналы инициированной ими в 1995г. програм-мы «Трансатлантическая повестка дня» (в 1998г. переросшей в «Трансатлантическое экономическое партнерство»), имея в виду создание в долгосрочной перспективе трансатлантической зоны свободной торговли. Тем самым США обеспечили себе на будущее роль моста, соединяющего все основные региональные торгово-экономические объединения мира. rn Утверждая себя в качестве главного гаранта мировой финан-совой стабильности, США сыграли решающую роль в спасении мексиканского песо (1994-1995гг.), а также в преодолении последствий финансового кризиса в Азии путем совместных действий с МВФ и инициирования в 1998 г. постоянно действующего форума министров финансов и руководителей центральных банков стран - членов АТЭС.rn США форсировали завершение уругвайского раунда многосторон-них переговоров о тарифах и торговле и образование Всемирной торговой организации, объединяющей страны всех основных регионов мира. В 1993 - 1998гг. США заключили в общей сложности более 240 торговых соглашений с различными странами, облегчающих доступ американских товаров на внешние рынки. В этих целях было значит-ельно усилено давление на основных торговых конкурентов США - Японию и Китай. «Коммерциализация» американской дипломатии нашла отражение в организационно-структурной перестройке ее аппарата. В исполнительном управлении президента были созданы Национальный экономический совет и межведомственный центр экспортной страт-егии, а в государственном департаменте и даже министерстве обо-роны появились специальные торгово-экономические подразделения.rn Важной частью экспортной стратегии США стало целенаправлен-ное завоевание 10 считающихся наиболее перспективными националь-ных рынков — Китая, Индии, Индонезии, Южной Кореи, Мексики, Бразилии, Аргентины, Польши, Турции и Южной Африки.rn 3-ей целеполагающей установкой современной внешнеполитичес-кой стратегии США (наряду с обеспечением безопасности и процвет-ания страны) является продвижение демократии в мире. Хотя тяга к демократическому переустройству мира по американскому подобию издавна является одной из черт внешней политики США, возведение этой задачи в ранг официальной политики представляет собой ново-введение последних лет. Впервые «стратегия расширения мирового свободного сообщества рыночных демократий» была выдвинута Белым домом в 1993г. в качестве замены стратегии «сдерживания». Она включала в себя Укрепление сообщества зрелых рыночных демокра-тий, взращивание и консолидацию молодых демократий и противодей-ствие антидемократическим режимам с одновременной поддержкой их либерализации. Хотя в последние годы сама задача формируется несколько иначе, продвижение демократии остается важным внешнеполитическим приоритетом США.rn Традиционное для Америки убеждение в том, что распростране-ние демократии означает расширение более благоприятной и безо-пасной внешней среды, получило в последнее время дополнительное подкрепление со стороны школы «демократического мира» с ее центральным постулатом о миролюбии государств с демократическим устройством. Если в начале XXв. президент В. Вильсон и его сто-ронники выдвигали идеалистический лозунг «сделать мир безопасным для демократии», то современные вильсонисты преследуют более прагматичную цель - сделать мир безопасным с помощью демократии.rn Другое обоснование «продвижения демократии» состоит в том, что в мире после холодной войны и краха коммунистической системы западная демократия является единственной работающей моделью динамичного развития, воплотить которую стремятся все страны независимо от их культурной и социальной специфики. Миссия США как крупнейшей либерально-демократической державы усматривается в стимулировании и направлении глобального процесса демокра-тизации. Активизации этой роли в значительной степени способст-вовало появление огромного постсоветского пространства.rn В широком смысле слова продвижение демократии рассматрива-ется как комплексная программа действий, имеющая много составля-ющих, включая военно-политическую и экономическую. Расширение НАТО трактуется как важнейшая реформа в этом направлении. Еще теснее связывается с демократизацией поддержка рыночных реформ в экономике и экономической интеграции как важнейших предпосылок консолидации молодых демократий.rn В узком смысле под продвижением демократии во внешней поли-тике США понимается конкретная деятельность ряда министерств и ведомств по внедрению норм и институтов американской демократии в законодательство и практику других государств. Основным инст-рументом здесь является Агентство международного развития, оказ-ывающее техническую и финансовую помощь на таких направлениях, как обеспечение прав человека, проведение открытых и честных выборов, укрепление гражданского общества и режима подотчетности государственных органов.rn В работе по распространению «демократического ноу-хау» учас-твуют и другие государственные ведомства США, а также обществ-енные организации, в том числе профсоюзные. В 90-х гг. произошла институционализация этой деятельности на разных уровнях госаппа-рата: в СНБ появился отдел демократии, прав человека и гуманита-рных проблем, в госдепартаменте - бюро демократии, прав человека и труда (подчиненное новому заместителю госсекретаря по глобал-ьным проблемам). В 1993 - 1994гг. администрация Клинтона предпр-иняла попытку изменить всю структуру иностранной помощи, перейдя от странового принципа к функциональному. 1-м из направлений этой помощи должно было стать «строительство демократии». Однако эта реформа была заблокирована в конгрессе, и проблема координации всей разноплановой деятельности в данной области во многом остается нерешенной.rn Несмотря на высокий официальный статус и амбициозный замах, «продвижение демократии», как признают и сами американские ана-литики, пока не стало равноценным компонентом внешнеполитической стратегии США наряду с военно-политической и экономической составляющими. Этому препятствуют рыхлость данной концепции, не имеющей четко обозначенных критериев и целей, а также ее нед-остаточная мобилизующая сила по сравнению со сдерживанием сове-тской угрозы. Ни общественное мнение в целом, ни элитные круги США не рассматривают «продвижение демократии» в качестве важнее-йшего внешнеполитического приоритетов.rn Ограниченной остается и реализация этой установки на практике, т. к. США в своих действиях руководствуются традици-онными геополитическими или экономическими мотивами. rnМир по-американски?rn За внешнеполитическими установками и действиями США последних лет просматривается общее представление о возникающем на рубеже веков миропорядке и роли в нем самих Соединенных Штатов, складывающееся под сильным воздействием концепции «однополярного мира» с оставшейся в нем «единственной сверхдержавой». Сердцевиной этого представления служит убеждение в том, что в современном мире Соединенным Штатам принадлежит уже не просто лидирующая, а центральная системообразующая роль (отсюда популярный ныне в Вашингтоне метафорический образ США как главной «оси» современного мирового «колеса»). Это прежде всего относится к поддержанию международной безопасности и урегулированию конфликтов, где США с их огромными стратегическими ресурсами стремятся играть роль «маховика стабильности» (помощника президента по вопросам национальной безопасности С. Бергера). rn США, по мнению руководителей страны, не только определяют нормы поведения в мире, но и несут главную ответственность за обеспечение их соблюдения, совмещая функции законодателя, арб-итра и «шерифа» (Р. Хаас). По этой логике США, как отмечает известный американист В.А. Кременюк, являются своего рода «глобальной метрополией» этого «американо-центристского мира». Не случайно в Вашингтоне вошли в моду аналогии с Римской империей.rn Весь мир делится на союзников, друзей, партнеров и не вписывающихся в Pax Americana «варваров» (с точки зрения Вашингтона преступные государства» - Ирак, Иран, Северная Корея, Ливия, Куба, хотя реальный список «врагов Америки» на этом не кончается). Считается, что своими режимами последние поставили себя вне закона «цивилизованного сообщества», то по отношению к ним оправданы самые жесткие меры воздействия.rn Даже признавая неоимперскии характер такого рода политики, американские лидеры и теоретики убеждены в уникально благотвор-ном влиянии американской гегемонии, объясняемом ими совпадением целей и принципов США и ведомых ими стран, особым умением Америки учитывать интересы других при осуществлении глобального руководства. Американо-центристский мир, как считают в Вашинг-тоне, служит если не идеальным, то наилучшим из всех возможных вариантов мирового порядка, единственной альтернативой хаосу или соперничеству многополюсного мира.rn Втягивание как можно большего числа стран в институционали-зированные отношения, заставляющие их участников играть по одним и тем же правилам (разработанным американцами или просто приемлемым для них), должно вести к созданию все более однор-одного, управляемого Соединенными Штатами и безопасного для них мира. Речь идет о существенно переработанном и расширенном издании концепции «нового мирового порядка», предложенной администрацией Дж. Буша в начале 90-х гг. Тогда имелась в виду коллективная система безопасности под эгидой ООН (хотя и при ведущей роли США) для борьбы с традиционными угрозами безопасности - агрессией против суверенитета и территориальной целостности со стороны главным образом «преступных государств» типа хусейновского Ирака.rn Теперь же в соответствии с логикой «согласованной безопасности» речь идет о создании системы, ориентированной иной тип угроз - этнические конфликты, массированные нарушения демократии, в частности прав человека, противодействие которым зачастую предполагает нарушение государственного суверенитета и открытое вмешательство во внутренние дела других государств. Поскольку же добиться широкого международного консенсуса по вопросам такого интервенционизма гораздо труднее, чем по вопросу об отражении внешней агрессии, то на практике дозволяется и его ограниченная легитимация в виде коллективных решений США и их союзников, выступающих как бы от имени всего «демократического сообщества». Такой миропорядок допускает изменения территориально-политического статус-кво, что продемонстрировала операция НАТО против Югославии.rn Подобный американо-центристский миропорядок несет с собой множество вопросов и проблем, но сначала важно разобраться в его корнях, ответив на вопрос, почему же все-таки окончание холодной войны привело не к ослаблению глобальных устремлений Америки, как можно было ожидать, а к их усилению и расширению соответствующих структур, не к свертыванию, а к наращиванию присутствия США в остальном мире.rn 1) С исчезновением СССР как главного конкурента и противо-веса, а также в результате последующего ослабления позиций Рос-сии США обрели большую свободу действий, появились новые возм-ожности расширения их сферы влияния во многих странах ЦВЕ и СНГ.rn 2) в условиях глобализации возросла зависимость США от остального мира. Как самая экономически мощная страна, Америка больше других заинтересована в стабильности и управляемости мирового порядка, которые для нее неразрывно связаны с «американским руководством». США стремятся оградить себя от транснациональных угроз в виде международного терроризма, нападений на их информационные системы и другие современные инфраструктуры, а это тоже способствует глобализации американских интересов.rn Еще 1 важнейший фактор - колоссальная инерционность огромной системы самых разнообразных внутренних и международных структур, обслуживающих глобальные интересы США. Она объясняется не только материальными интересами вовлеченных социальных групп и бюрократической инерцией огромных организаций типа НАТО, но и достаточно высокой эффективностью и диверсифицированностью самой этой системы, ее способностью выполнять широкий круг задач и приспосабливаться к меняющимся условиям. Хотя система союзнических отношений США была создана в годы холодной войны, ее задачи и тогда не сводились к одному лишь силовому противодействию внешней угрозе, а имели и мощную экономическую составляющую. Главное же ее отличие от «советской империи» состояло в том, что она была основана не столько на грубом диктате и тотальном контроле, сколько на учете интересов американских «вассалов», поощрении их самостоятельного развития по пути рыночной экономики и политической демократии. Достаточно вспомнить «план Маршалла», восстановление послевоенной Германии и Японии. В этом смысле претензии США на особый характер своей гегемонии имеют под собой определенное основание. Более равноправный и взаимовыгодный характер отношений внутри американской системы союзов позволил ей пережить холодную войну и даже сохраниться в качестве модели нового мирового порядка, о чем свидетельствует, например, расширение НАТО.rn Здесь мы подходим к еще 1-у важному фактору преемственности внешней политики США - инерции мышления ее творцов. Убежденность в своей миссии по спасению и демократическому переустройству мира, поддерживаемая более чем полувековой привычкой к руководству его «свободной» частью, почерпнутая из «американской исключительности» горячая вера в превосходство своих порядков и благость американской мощи, инстинкт экспансии в отсутствие опыта равноправных союзов с другими странами - все это настолько прочно въелось в сознание политического класса США, что практически исключает его добровольный отказ от притязаний на руководство миром. rn То, что «командный комплекс превосходства» к концу 90 гг. стал более явно ощущаться и в словах, и в делах американского руководства, объясняется еще и некоторыми другими тенденциями последних лет. 1 из них - усиление экономических позиций США по сравнению со своими основными конкурентами - Японией, Германией, «азиатскими тиграми». И дело здесь не просто в разных темпах экономического роста, который помимо прочего дал американцам новые материальные ресурсы для активизации военной и внешней политики. Экономический бум в США, начавшийся в 1993г. и продолжающийся по сей день, выглядит особенно впечатляюще на фоне стагнации большей части европейской экономики и затяжного азиатского финансово-экономического кризиса. В результате к концу 90-х гг. оказалась подорванной конкурентоспособность основных альтернатив американской модели - западноевропейской с ее высокой социальной защищенностью и азиатской, построенной на государственно-корпоративном патернализме.rn Во многом это произошло потому, что американский вариант рыночной демократии оказался лучше приспособленным к условиям глобализации, требующей высокой открытости рынка, надежности и прозрачности правового регулирования, стабильной и децентрализованной политической системы, инновационной предпринимательской культуры, широкого доступа к финансовым ресурсам, компьютерной технологии и информации, свойственных американской экономике и обществу в целом.rn Не случайно лидеры США все чаще отождествляют глобализацию с американизацией, противопоставляя ей «силы дезинтеграции и сепаратизма», будь то сербский национализм или исламский фундаментализм. Президент Клинтон видит в этом «великий конфликт» рубежа веков, а С. Тэлбот - «новый биполярный раскол мира между силами интеграции и дезинтеграции, процветания и бедности». rn При всей распространенности неоимперских настроений в политической элите США реальная возможность создания американо-центристского мира остается весьма проблематичной. Разнородность и полицентричность современного мира ставят жесткие пределы его американизации. Даже не все партнеры и союзники США готовы безоговорочно соглашаться с американским пониманием моральных ценностей и методов, используемых для достижения «благих» целей. Гегемонистские устремления США нередко вызывают сопротивление со стороны других мировых центров силы. Не случайно США сталкиваются с оппозицией в Совете Безопасности ООН, и даже внутри НАТО все чаще проявляется недовольство американским диктатом. Дальнейшая эскалация гегемонизма, как признает С. Хантингтон, чревата отчуждением от США многих стран и их превращением в «одинокую сверхдержаву».rn Смогут ли США на путях гегемонизма избежать традиционной участи других империй - такого расширения сфер своих обяза-тельств, которое на определенном этапе может подорвать экономи-ческое и политическое здоровье страны. Справится ли Америка с тратами на поддержание все новых протекторатов, не пострадают ли ее демократические институты и ценности, найдет ли роль мирового гегемона устойчивую поддержку самого американского народа (который предпочитает делить мировую ответственность и сопутствующие ей издержки с другими странами)?rn Эти и другие вопросы все чаще задаются и во внутриам-ериканских дебатах. Критики гегемонизма призывают использовать «однополярный момент» не для погони за призрачным Пакс-Американа, а для перестройки международных отношений на основе равноправного сотрудничества, прежде всего великих держав.rn Контуры новой внешнеполитической стратегии США уже обозначились, но процесс ее формирования продолжается. И окончательный выбор будет определяться разнонаправленными силами как в самой Америке, так и в остальном мире.rnПрощай, Pax Americana.ЛитератураСписок литературыrn Кременюк В.А. США и окружающий мир: уравнение со многим неизвестными // США-Канада: экономика, политика, культура. - 1999 №1.rn Повестка дня российско-американских отношений / Отв. ред. Г. А. Арбатов. - М., 1999.rn Уткин А.И. Стратегия США для XXI века // США-Канада: экономика, политика, культура. - 1999. - № 7.rn A National Security Strategy for a New Century. - Wash., October 1998.rn After the End. United States Foreign Policy in the Post-Cold War World / Ed. by J. Scott. - Durham-London, 1998.rn Carter A., Perry W. Preventive Defense. A New Security Strategy for America. - Wash., 1999.rn Friedman T. The Lexus and the Olive Tree. Understanding Globalization.-N.Y., 1999.rn Haass R. The Reluctant Sheriff. The United States After the Cold War. -N.Y., 1997.rn Preparing America\\\'s Foreign Policy for the 21st Century / Ed. by D. Boren and E. Perkins. - Norman, 1999.rn U.S. Foreign Policy After the Cold War / Ed. by R. Ripley and J. Lindsey. - Pittsburgh, 1997.rn WEB-сайты: http://www.whitehouse.gov, http://www.foreignpolicy.com rn Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.policy03.narod.ru/'
|
|
